Остров Дронов 3. Ктида, или «Лёд в пламени» (СИ) - Страница 34

Бард ещё раз огляделся вокруг — слева направо, затем справа налево. Тихо, мирно, спокойно, безопасно. Красота! Ну, что ж, тогда помимо ума можно подумать и о душе. И он достал свою тетрадь…

# «Я обычный простой солдат, который любит писать стихи. А мой командир считает, что я — бард. Певец из народа. Он так и говорит: «Рядовой Бафа Дцае, нам нужна своя история, нам нужны свои легенды и саги, свои песни и поэмы. Раз ты умеешь сочинять песни и поэмы, то твоё задание — записывать всё, что приходит тебе в голову. Ты, главное, сочиняй и записывай, а жизнь сама потом разберёт, что останется в веках, а что затухнет как эхо в рыхлом снегу».

Мой командир — лорд Дали. Он меня спас, и я ему очень за это благодарен. Он подарил мне сначала жизнь, а затем Тетрадь. И теперь по его заданию я и записываю в ней всё то, что приходит в мою голову по ходу моей жизни. Ну, почти всё. Только это совсем не история. И не саги. И не легенды. В основном это стихи. В основном, потому, что прозу я тоже пишу иногда. Но чаще это всё-таки стихи. Потому, что проза, это — проза. А стихи — это песня. А песня, это… Это — песня! И мне нравится писать и петь, и всё тут.

Вот бывает, сидишь в дозоре в засыпанной снегом ледяной яме на вершине сопки, вьюга воет или метель метёт. Или вообще — пурга пуржит. Мутно и холодно вокруг, и на душе сумрачно и скучно. И тут вдруг вспомнишь что-нибудь радостное, типа того, как на прошлой неделе попал под лавину, и тебя откапывали с превеликим трудом всей ротой, и станет смешно и весело. И на душе теплеет. Потому, что пока откапывали тебя, не заметили как закопали троих. А потом откапывали уже их и постоянно при этом считали друг друга, чтобы не закопать кого-нибудь снова. И всё время получалось, что нас больше, чем есть на самом деле. Лорд Дали ещё сказал тогда: «Всех лишних давайте сюда. Я из них ещё одну роту сформирую». И солдаты стали отпихивать к нему «лишних», и спорили при этом, кто лишний, а кто нет. А я, глядя на них, и смеялся. Потому, что у меня есть чувство юмора, а у простых солдат его нет. А лорд Дали смотрел на нас на всех, кивал головой и улыбался.

Так вот, значит, сидишь ты себе в дозоре, и ветер по-прежнему шумит и шуршит вовсю сухим и колючим от холода снегом, а тебе уже не скучно. И на душе уже тепло, и начинает она требовать чего-то необычного и странного. То ли смеяться ей хочется, то ли петь. То ли всё сразу и одновременно. Непонятно так делается на душе, неведомо и таинственно. Достанешь тогда Тетрадь, откроешь в нужном месте, возьмёшь в руки стило и пристально смотришь на пустой, чистый, как вековые снежные поля, лист. И думаешь при этом напряжённо, — а что бы такое этакое написать, хорошее и доброе? Долго-долго так сидишь, всё смотришь и думаешь. И ни-че-го в голову не приходит. А вьюга всё метёт, а метель всё воет, или там, пурга всё гонит и гонит по-надольдом колючую позёмку. А наперегонки со стелющейся этой позёмкой рваные тучи несутся по небу. И горизонт совсем размыло, и не видно ни черта — где небо, где земля, где что? Солдаты попрятались от ненастья в свои снежно-ледовые укрытия — носу не высунут. Да и враг не дурак в такие круговерти налёты устраивать, прячется тоже где-нибудь на севере, за горами, за долами. Пусто в мире. Только снег и ветер. Только ветер и снег. И ты в крутящейся во тьме снежной кутерьме дозор несёшь. И тупо-тупо смотришь на тупо пустой белый лист…

Обычно так ничего и не происходит — посидишь, посидишь, и спрячешь тетрадь до лучших дней. Но иногда… Иногда на чистый-чистый лист ложатся строки. Не сами ложатся, конечно, а твоими стараниями. Переписываются оттуда, куда они пришли. Из головы. И получается тогда что-нибудь типа:

Снаряды он не тратил зря
Врагов неистово разя,
Кидая огнены шары
Всю ночь сражался до поры,
Пока небесное светило
Картину битвы осветило…

Когда отряды подошли,
Врагов побитых там нашли,
Вокруг да около него
Их два десятка полегло.
А он стоял серьёзен —
Непобедим и грозен!

Это когда дозорный рядовой Абец Цаба один шесть часов ночью с волками бился, а мы еле-еле с подмогой подоспели только аж под утро. А он, весь израненный да избитый, ещё и в атаку вместе со всеми на врага пошёл! Вот это — настоящий герой.

Зато потом был светлый-пресветлый день. Много солнца и чистого неба, и шальной южный ветер нагонял попеременно, то вьюгу с позёмкой, то метель с пургой…

И от этих ли строчек, от воспоминаний ли ими вызванными, или ещё от чего, на душе становится весело и хочется высокой романтики. И петь хочется высоким слогом — трам-там-та тата, тата тата та-а! Трам-там-та тата, папа папа па-а-а!

И воющая вьюга с метелью очень удачно мелодию прямо на эти строчки накладывают. И рождается слово. И сама собой выходит песня.

С восходом Солнца первый робкий луч
Несмело осветил вершины горных круч.
Скользя сквозь льда хрустальные изломы,
Своим он блеском насладился до истомы,
Но вдруг, попав в ловушку острых граней,
Разбился в спектр, и радугою ранней,
Сияя цветом, прыснул в небеса!
Как свежий ветер дует в паруса,
Так Солнца свет, безудержно сияя,
Последний сумрак ночи разгоняет…

Настанет день и сумеречный Страх,
Растает напрочь, и погибнет Враг!
Прекрасной Ктиды славные сыны
Развеют в прах оплот последний Тьмы,
Коль будут биться столь же беззаветно,